— Жанна, не ври. Скажи честно — у вас с Игорем всё в порядке? — голос Лены был сдержанным, но внутри он дрожал.
— А с чего ты вдруг спрашиваешь? — насторожилась Жанна, чувствуя, как сердце пропустило удар.
— Просто скажи. Вы вместе? Он живёт дома?
Жанна вдруг поняла: Лена знает что-то. Или подозревает. Или… нет, не может быть!
— Нет, — сказала она наконец, сев на стул. — Он ушёл. Уже две недели как. Я даже не знаю, где он ночует. С детьми даже не попрощался…
На том конце линии повисло молчание. Лена тяжело вздохнула.
— Прости меня, Жанна. Я не знала, как тебе сказать. Но ты должна знать правду.
Мир покачнулся.
— Что ты имеешь в виду?.. — прошептала она.
— Он у меня… живёт у меня.
Грудь сжало, как от удара. Словно кто-то вырвал воздух из комнаты.
— Что?!
— Я не собиралась… Всё началось давно, понимаешь? Он жаловался на вас, говорил, что ты не даёшь ему дышать, что ему тяжело, одиноко. Я просто слушала… А потом — сам понимаешь. Всё как-то завертелось.
Слова подруги вонзались, как ножи. Жанна стояла у окна, глядя на качели во дворе, где недавно играли дети.
— Ты спала с моим мужем? — голос её дрожал, но был ледяным.
— Прости…
Жанна оборвала звонок. Телефон выпал из руки и с глухим стуком упал на пол. Всё внутри неё выло. Не столько от предательства мужа — это она ещё могла бы пережить. Но Лена… та, с кем они дружили со школы. Смеялись, делились самым сокровенным, помогали друг другу. Та, что знала, как тяжело Жанне. И всё равно…
Она сидела в тишине, пока не услышала тихий голос сына у двери.
— Мам, а ты плачешь?
Она быстро вытерла лицо.
— Нет, солнышко. Всё хорошо.
Толик сел рядом и положил ей руку на плечо.
— Он не вернётся, да?
— Почему ты так думаешь?
— Потому что он другой стал. Смотрит, как будто нас не видит. Я не скучаю по нему… А ты?
Жанна долго молчала.
— Я скучаю по тому, кем он был раньше. Но того человека уже нет.
Поздно ночью, когда дети уснули, она подошла к старой коробке с фотографиями. Там — первые поездки, их свадьба, рождение Толика… Сколько любви было в этих кадрах. Или ей казалось? Всё это время она держалась, верила, что нужно бороться за семью. А теперь…
Слёзы вновь подступили к глазам. Но не было истерики. Только тишина и пустота. И злость — не на него даже, а на себя. За доверие. За слепоту.
Наутро, собравшись с мыслями, она начала уборку. Смахивала пыль, меняла постель, выбросила из холодильника старую еду. Всё как будто было ритуалом прощания. Всё, что принадлежало Игорю, сложила в одну большую сумку. Куртки, рубашки, бритву, даже его любимую чашку — с трещиной на боку.
Она позвонила ему.
— Приди за вещами. Сегодня.
Он не стал отнекиваться.
— Хорошо. Буду после обеда.
Когда он пришёл, дети были у соседей. В квартире стояла тишина. Игорь вошёл уверенно, но вдруг остановился, заметив, как всё изменилось. Новая занавеска на кухне, пахло пирогом. Но на столе — только одна чашка. И ни следа о нём.
— Ты серьёзно всё выбросила? — спросил он, заметив сумку.
— Это не выбросила. Это собрала. Уходи.
— Жанн, ты не представляешь, как мне было сложно. Мне нужна была поддержка. А ты… ты только упрекала.
— А ты — предал. Не меня. Детей. Себя. Ты выбрал ложь. Иди туда, где тебе хорошо. Только не забывай: у тебя есть дочь и сын, и они всё помнят.
Он стоял в дверях, глядя на неё, пытаясь что-то сказать. Но вдруг его взгляд остановился на кухонном окне.
На стекле крупными буквами маркером было написано детской рукой:
«Мама — наша героиня. Мы с тобой. Всегда.»
Он отвернулся. Сумка в руке вдруг стала очень тяжёлой.
— Прощай, Жанна.
Дверь захлопнулась. И в этот момент Жанна впервые за долгое время улыбнулась.
На следующий день Жанна проснулась удивительно спокойно. Не было тяжести на груди, не было тревожных мыслей. Было только странное ощущение: будто она очистилась от чего-то гнилого и давящего, будто дом снова наполнился воздухом.
Дети уже проснулись. Кристина рисовала за столом, а Толик что-то мастерил из картона. Жанна тихо подошла, поцеловала обоих в макушки.
— А сегодня у нас будут сырники. С изюмом!
— Ура! — крикнула Кристина. — Мам, а мы сегодня куда-нибудь сходим?
— Конечно. На речку! Возьмём плед и сделаем пикник.
Она впервые за долгое время чувствовала, как возвращается жизнь. Простая, настоящая. Без масок, без фальши.
Но в обед раздался звонок в дверь.
Жанна вытерла руки, взглянула в глазок — Лена.
Они не виделись с того самого звонка. И сейчас, стоя на пороге, Лена выглядела неуверенной. Даже жалкой.
— Можно?.. — тихо спросила она.
— А что, твоя новая любовь выгнал? Или не в чем больше винить меня? — голос Жанны был холоден, но без крика.
— Жанн, я пришла не ссориться… Я не могу так. Мне плохо. Я всю ночь не спала… Прости меня. Я была дурой.
— Ты была змеёй, Лена. Не дурой. Ты знала, что делаешь. Знала, кого предаёшь.
— Я думала, он любит меня. Он говорил, что у вас всё давно умерло…
— А ты поверила. И сама в это вложилась. Даже не попробовала понять, что всё, что он тебе шептал, — это была его слабость, а не любовь.
Лена опустила глаза.
— Он ушёл вчера. Сказал, что ему надо побыть одному. Я думала, он к тебе пошёл…
— Не знаю. И знать не хочу. Его больше нет в моей жизни.
— А у меня… я не справляюсь. Мне плохо. Мне страшно. Я осталась одна.
— Добро пожаловать в мой мир, Лена. Тот, в котором ты меня оставила. С двумя детьми, со слезами по ночам, с молчанием в трубке.
Жанна замолчала. Они смотрели друг на друга. Две бывшие подруги. Когда-то — неразлучные. Сейчас — чужие.
— Лена, я не злая. Но я — не дура. Я прощаю тебя, чтобы не таскать эту боль с собой. Но мы больше не подруги.
Слёзы заструились по щекам Лены.
— Я это понимаю… Просто — спасибо, что выслушала.
Когда дверь за ней закрылась, Жанна вздохнула. В груди было легко. Почти спокойно.
Она пошла в детскую.
— Ребята, всё отменяется. Сегодня будет праздник!
— Ого! А что случилось? — спросил Толик.
— Я снова Жанна. Не жена, не обманутая женщина, не тень. А мама, женщина и человек, который не боится жить.
Они поехали к реке. Солнце жарило, дети плескались в воде, а Жанна лежала на пледе, глядя в небо.
Вдруг зазвонил телефон.
Незнакомый номер. Она ответила, не вставая.
— Алло?
— Это Марина Павловна. Вы мама Кристины и Анатолия?
— Да, всё в порядке?
— Я педагог из Дома детского творчества. Мы провели школьный конкурс рисунков. И работа вашей Кристины заняла первое место.
— Правда? Это замечательно!
— Она нарисовала вас. Подпись под рисунком: «Моя мама — сильнее всех на свете».
Жанна не смогла сдержать слёз. Не от боли. От гордости. От любви.
Позже, дома, она открыла почту — и нашла письмо. От психолога. Когда-то она записывалась, но всё откладывала. А сейчас… вдруг поняла: пора.
— Мам, а ты плачешь? — подошёл Толик.
— Нет, сынок. Это не слёзы. Это дождь. Дождь внутри, который поливает новую жизнь.
И она правда начиналась. Без Игоря. Без Лены. Но с детьми. И с собой — настоящей.
Прошла неделя. Жанна почувствовала, как в ней зарождается нечто новое. Это была не просто свобода. Это было возрождение. Каждое утро начиналось не с тяжёлого взгляда в зеркало, а с улыбки дочери и сонной прически Толика. Она научилась снова смеяться. Иногда тихо, самой с собой. А иногда — вслух, от того, как Кристина смешно рассказывает школьные истории.
Однажды вечером, возвращаясь с детьми из магазина, она столкнулась с соседом с пятого этажа — Сашей. Он жил один, тихий, вежливый. Иногда помогал донести сумки или вкручивал лампочки по просьбе жильцов.
— Добрый вечер, Жанна. Нужна помощь?
— Спасибо, Саша, сумки не тяжёлые.
Он нерешительно замер.
— Я… Я тут пирог испёк. Глупо, конечно, но если дети любят яблоки — угощайтесь.
— Вы сами испекли?
— Ага. По маминому рецепту.
Кристина заглянула в коробку:
— Мам, можно? Ну пожалуйста!
Жанна улыбнулась.
— Тогда заходите на чай. Не отдадим вам пирог просто так.
Это было неожиданно. Уютный вечер без напряжения, без упрёков и тишины, как раньше с Игорем. Дети с удовольствием ели пирог и смеялись, Саша рассказывал истории из своей юности. У него оказался тонкий юмор и тёплый голос.
После ухода гостя Жанна долго сидела на балконе. Лёгкий ветер трепал волосы. Она смотрела на город и вдруг поняла — она больше не одна. Да, не в романтическом смысле. Но мир снова стал добрым.
На следующий день в дверь снова постучали. Игорь.
Он стоял с помятым лицом, синева под глазами, в руках — букет цветов.
— Можно поговорить?
— Говори.
— Я был дурак. Всё разрушил. Лена выгнала меня. Говорит, не хочет жить с предателем. А я… я теперь понимаю, что потерял. Ты была настоящей. Настоящей женщиной, женой, матерью. Я не знал, что такое одиночество, пока ты не исчезла.
Жанна смотрела на него спокойно. Раньше бы сердце сжалось, и она бы захотела простить. Сейчас — ничего. Только лёгкое недоумение.
— Ты не потерял меня, Игорь. Ты сам отказался. Это был твой выбор. Я больше не твоя жена. И не твоя подушка для слёз.
— А дети?
— Они твои дети. И если хочешь, можешь приходить, общаться. Но больше ни шагу дальше порога. Мы тебя пережили.
Игорь замолчал. Цветы он так и не передал. Поставил на пол, как будто оставлял извинения.
— До свидания, Жанна. — он сказал это тихо и ушёл.
Она закрыла дверь. Медленно, с чувством. Как будто навсегда захлопнула главу своей прежней жизни.
А вечером она снова встретила Сашу. Он шёл с книгой в руке.
— Жанна, а вы не хотите сходить со мной в Дом культуры в субботу? Там спектакль. Про женщин. Сильных. Вы как раз такая.
Жанна улыбнулась.
— Я подумаю. Только если потом снова будет пирог.
— Договорились. На этот раз с вишней.
Они засмеялись. А дети из окна кричали:
— Мама, быстрее, мультик начинается!
Она поднялась по лестнице, и вдруг поймала себя на мысли:
Да, она больше не та. Она сильнее, спокойнее, светлее.
И когда она легла спать, Кристина прижалась к ней, прошептав:
— Мамочка, ты самая лучшая. Ты светишься.
И в тишине ночи Жанна ответила:
— Потому что рядом вы.
И где-то глубоко внутри она поняла — с этого дня её сердце принадлежит только тем, кто любит по-настоящему. Без предательства. Без фальши.
Её жизнь изменилась. Она прошла сквозь предательство, боль, одиночество — и обрела главное. Себя.
КОНЕЦ
