Остановите! — закричала мать перед отправкой гроба в печь крематория. Кочегары вскрыли гроб и онемели

Остановите! — закричала мать перед отправкой гроба в печь крематория. Кочегары вскрыли гроб и онемели

— Остановите! — пронзительный крик женщины разорвал траурную тишину крематория.

Рабочие у печи замерли. Все взгляды устремились на худую, поседевшую от горя женщину, стоящую у самой линии, где стоял гроб. Ее пальцы судорожно вцепились в край черного покрывала.

— Пожалуйста, прошу… Откройте гроб! — почти беззвучно повторила она, задыхаясь.

Служащие переглянулись. По залу пошел ропот. Церемония почти завершена, но никто не решался перечить убитой горем матери.

Старший кочегар — пожилой, широкоплечий мужчина — нехотя подошел, бросил взгляд на работника морга, который пожал плечами. Они с напарником взялись за крышку гроба и приподняли ее.

И тут же отпрянули.

Внутри лежал не мертвец.

Внутри лежал молодой человек, бледный, осунувшийся, с засохшей кровью у губ… но живой. Его грудь слабо, но ровно поднималась.

Кто-то ахнул. Женщина издала стон и рванулась вперед, падая на колени у гроба.

— Сынок!

Парень медленно открыл глаза. В них читался ужас, но и слабый проблеск сознания.

— Мама… — выдохнул он.

И только теперь в зале по-настоящему раздались крики — не от горя, а от шока. Рабочие, родственники, даже служащие морга побледнели.

Оказалось, что юноша, которого уже оплакали, был объявлен мертвым после аварии. Врачи констатировали смерть… но ошиблись. Это была летаргия.

Еще минута — и он бы сгорел заживо.

В зале крематория повисла гробовая тишина. Люди не верили своим глазам. Парень, которого уже оплакивали, который уже должен был стать пеплом, шевельнулся.

— Воды… — прошептал он пересохшими губами.

Кочегар, тот самый, что первым вскрыл гроб, растерянно огляделся, схватил пластиковую бутылку с водой, которую кто-то оставил на скамье, и протянул матери. Та поднесла горлышко к губам сына, и он жадно глотнул.

— Это… это ошибка? — пробормотал кто-то из служащих.

— Какая, к черту, ошибка?! — взревела мать, вскакивая на ноги. Глаза её метали молнии. — Вы его похоронили живым!

Кто-то уже достал телефон, снимая происходящее. Другая женщина — медсестра, что пришла на церемонию в знак уважения к семье, — бросилась к парню, нащупала пульс, приложила ладонь к его лбу.

— Он горячий… Но сердце бьётся. Нужно срочно в больницу!

Всё смешалось. Кто-то вызвал скорую. Работники морга бледнели на глазах. Ритуальные служащие отступили к стенам, словно надеясь, что в суматохе их забудут.

Мать нежно гладила лицо сына, всхлипывая:

— Тихо, тихо… Всё хорошо, малыш, я здесь…

Парень тяжело моргнул, его глаза блуждали по залу, а потом он хрипло спросил:

— Где… Олег?

Мать замерла.

— Какой Олег, сынок?

Парень закашлялся. Его била слабая дрожь, но он продолжил:

— Мы были вместе… в машине. Он был рядом. Где он?

Мать встревоженно взглянула на кочегара, потом на работника морга. Они не знали, что сказать.

— Сынок… — голос её дрогнул. — Ты… ехал один.

Парень резко сжал её запястье. В его мутном, но напряжённом взгляде был страх.

— Нет. Он был там. Я помню. Мы говорили, он… он что-то сказал перед ударом…

В этот момент дверь крематория скрипнула. В зал вошёл мужчина в тёмном костюме, высокий, с холодным лицом.

— Я — Олег. — его голос был ровным, но в нём слышалась странная пустота.

Парень прищурился, его пальцы сжались сильнее.

— Нет… — прошептал он. — Ты не Олег.

Кочегары, мать, люди вокруг… все почувствовали, как воздух в зале стал тяжёлым, будто густым, давящим.

Что-то здесь было не так.

Продолжение

Мать чувствовала, как пальцы сына дрожат, но сжимают её руку всё крепче. Он не отрывал взгляда от мужчины, назвавшего себя Олегом.

Тот медленно подошёл, не мигая, глядя прямо в глаза парню.

— Ты должен был уйти вместе со мной.

Сын замер.

— Я… Я не понимаю…

— Ты понимаешь. — Голос Олега был ровным, безэмоциональным, почти неестественным.

Кочегар сглотнул. Женщина-медсестра отступила к стене. Вся траурная процессия словно замерла, боясь даже шелохнуться.

— Нет… — парень задышал чаще. — Нет, ты не настоящий. Ты… ты…

Он замер, вспоминая.

…Грузовик. Яркий свет. Скрежет металла. Боль.

Перед самым ударом Олег, сидящий рядом, повернулся к нему и что-то сказал. Но что?

Парень в ужасе посмотрел на стоящего перед ним человека.

— Это невозможно…

Олег слегка наклонил голову, словно изучая его реакцию.

— Я ждал тебя. Мы должны были уйти вместе. Но тебя… вернули.

— Кто вернул?

Олег не ответил. Только протянул руку, словно приглашая.

— Пойдём.

Парень резко отдёрнулся.

— Нет!

Олег вздохнул.

— Ты не понимаешь…

И тут случилось нечто странное.

В зале погас свет. Только слабый огонёк из топки крематория отбрасывал дрожащие отблески.

А потом раздался шёпот.

Со всех сторон.

Будто сотни голосов — шепчущих, зовущих.

Мать вцепилась в руку сына.

— Что происходит?! — вскрикнул кто-то из работников.

В темноте Олег был единственным, кого было видно отчётливо. Его глаза светились.

И вдруг…

Сын вспомнил.

Последние слова Олега перед ударом.

— «Если что-то пойдёт не так… не отпускай меня».

Парень задохнулся от ужаса.

Он посмотрел на Олега, и теперь точно знал — это был не друг.

Это было нечто другое.

И оно пришло за ним.

Финал

Парень зажмурился, чувствуя, как всё внутри сжимается от холода. Шёпот вокруг становился всё громче, голоса сливались в непонятный гул.

— Ты должен был уйти со мной… — вновь произнёс Олег, но теперь в его голосе звучало нечто нечеловеческое.

Парень резко распахнул глаза.

— Нет!

Он схватил мать за руку и сделал шаг назад. Олег двинулся вперёд, но вдруг замер.

Шёпот… прекратился.

В крематории стало мертвенно тихо.

Мать, дрожащая, словно в лихорадке, вдруг поняла, что сын сжимает что-то в кулаке.

— Сынок… что это?

Он посмотрел вниз.

В его руке, в свете мерцающего пламени, поблёскивал небольшой крестик — подарок бабушки, который всегда висел у него на шее.

Он даже не помнил, как схватил его.

Но теперь понимал, что нужно делать.

Сжав крестик сильнее, он поднял руку и направил его на Олега.

— Ты — не он. И я не твой. Уходи!

Олег вздрогнул.

Его лицо исказилось, словно от боли. В глазах мелькнуло нечто тёмное, будто за его образом пряталось что-то иное, куда более старое… и злое.

— Это… не конец… — прошипел он.

И исчез.

Как только его фигура рассыпалась в темноте, свет в зале вновь вспыхнул.

Шёпот пропал.

Парень тяжело дышал, всё ещё сжимая крестик.

Мать бросилась к нему, обняла, качая в своих руках.

— Всё хорошо, малыш… всё хорошо…

Кочегары, работники морга, все присутствующие — никто не мог вымолвить ни слова.

Парня увезли в больницу. Он долго лечился — и физически, и морально.

Но самое главное, что он жил.

А Олега… Олега так и не нашли.

Но иногда, поздними ночами, парень чувствовал взгляд.

Будто кто-то ждал.

Но теперь он знал, что не отпустит себя без борьбы.

Конец