«Женюсь на первой встречной! — поспорил бизнесмен. А через мгновение из леса вышла грязная бродяжка…»

 

💔 «Женюсь на первой встречной!» — поспорил бизнесмен. А через мгновение из леса вышла грязная бродяжка…

— Женюсь на первой встречной! — бросил с ухмылкой Артём, поднимая бокал. — Слабо?

— Да ты трёхзвёздочный отель без вайфая выбрать не можешь, а тут — жениться? — рассмеялся один из партнёров. — Давай, если ты правда женишься на первой, кого встретишь, я отдам тебе контрольный пакет.

— Идёт, — сказал Артём, не мигая.

Ему было тридцать пять. Красивая жизнь, дорогие игрушки, обед по расписанию. Он привык выигрывать. И спор этот был очередной проверкой себя. Он вышел из машины — нужно было доказать, что и на этот раз возьмёт всё.

Шаг. Второй. И… она. Из леса, прямо на дорогу, вышла девушка. Грязная, худощавая, с рваными рукавами и диким взглядом. На мгновение Артём подумал: что за театр абсурда? Но спор — это дело чести.

— Ты… эээ… как тебя зовут?

— Весна, — хрипло ответила она.

— Женишься на мне? — хмыкнул он.

Она посмотрела. Долго. Не на его пиджак, не на часы, а куда-то глубже, чем он привык. И вдруг… кивнула.

Они расписались через три дня. Он снял для неё квартиру, купил одежду, нанял психолога. Хотел просто «выполнить спор», продержать её пару месяцев — и развестись. Но с каждым днём Весна будто расцветала.

— Ты ведь не просто бродяжка, правда? — как-то спросил он.

— А ты ведь не просто бизнесмен, — улыбнулась она.

Она молчала о прошлом. Только иногда кричала во сне. Боялась закрытых дверей. Не выносила запаха алкоголя. Но умела готовить так, что пахло детством, и слушать — так, будто за спиной у тебя не карьера, а сломанный домик из кубиков.

Прошёл год. Они сидели на кухне. Она резала яблоки. Он читал новости. И вдруг:

— Я тогда не просто из леса вышла… Я из жизни вышла. Слишком долго бежала. Последнее, что хотела — это любовь. Но ты… ты сказал странную фразу. И я подумала: «А вдруг?».

Он подошёл. Обнял. Молча.

— Знаешь, — прошептала она. — Если бы ты тогда не остановился, не рискнул… я бы не дошла до дороги.

Он так и не взял тот контрольный пакет. Отдал сам. Переехали в маленький домик у озера. Открыл детский приют. Назвал его «Дом Весны».

А на свадьбе, через два года, она шепнула ему:

— Ты ведь не на первой встречной женился. Ты встретил ту, кого ждал. Просто она сначала выглядела по-другому.

Они жили тихо, без глянца. Без ресторанов и пресс-конференций. Вместо бизнес-завтраков — овсянка с клубникой, вместо шумных встреч — беседы на закате у озера.

Весна начала рисовать. Не для галерей — для себя. Она рисовала деревья, таких, как в том лесу. Только теперь без тьмы — с солнцем в ветках. А Артём однажды нашёл в её тетради зарисовку. Он и она — в первом дне. Он в костюме, она — босая, с грязными руками. А рядом надпись:
«Спасибо, что увидел не грязь, а сердце.»

Однажды вечером к ним постучали. Молодая девочка. Уставшая. С глазами, как у Весны в самом начале. Не просила ни еды, ни денег. Просто стояла и дрожала.

Весна вывела её на кухню. Обняла. Молча. Налила чаю.

— У нас не спрашивают, почему ты пришла, — сказала она, — спрашивают, хочешь ли остаться.

Так появился первый ребёнок в их «Доме Весны». Потом — второй. Третий. У кого-то были только бабушки, у кого-то — страшные истории. Они не вытаскивали их из прошлого. Просто создавали настоящее. Тёплое.

— Ты изменился, — однажды заметил бывший партнёр Артёма, заехав в гости.

— Нет, я просто наконец стал собой, — спокойно ответил он.

А потом… потом у Весны выпали волосы.

Всё началось с усталости. С забытых слов. С тетрадей, где вместо рисунков появлялись пустые листы. Диагноз прозвучал, как удар: онкология. Агрессивная. Поздняя стадия.

— Ты не обязан проходить это со мной, — сказала она, лёжа в больничной палате. — Тебе не на том споре пришлось жениться…

— Знаешь, — ответил он, целуя её лоб, — если бы сегодня снова пришлось выбирать первую встречную, я бы опять выбрал тебя. Даже зная всё.

Последнюю весну она встретила под одеялом, с кисточками в руках. Рисовала дерево. А потом прошептала:

— Прости, что ухожу первой.

Он ничего не ответил. Только прижал её к себе. И слушал, как сердце замирает в тишине.

Сейчас он живёт в том же доме у озера. Дети бегают по двору. И каждый вечер он открывает ящик с её рисунками. И улыбается.

— Знаешь, Весна… ты не ушла. Ты просто чуть раньше стала частью света.

Прошёл год с тех пор, как Весны не стало.

Артём не носил чёрного. Не говорил о потере. Просто жил — как она учила. Утром — тёплое молоко для детей. Днём — посадка цветов. Вечером — чай на веранде, как раньше.

На стене в их доме висела её последняя картина: дерево — одно, большое. А в его тени — маленькие силуэты детей.
В углу — её почерк:
«Пусть корни держат крепко, но ветви тянутся к свету.»

Однажды весной он проснулся раньше всех. Вышел на улицу. Воздух был прозрачный, как стекло. Пахло влажной землёй и яблоневым цветом.

Он сел на ступеньки и вдруг заплакал. Тихо, без звука. Не от боли. От благодарности.

— Ты была самым странным чудом в моей жизни, Весна. И я тебя не отпущу. Ни с ветром, ни с временем.

В этот момент к нему подбежала малышка из приюта — Лена. Тёмные волосы, смеющиеся глаза. Она обняла его за шею:

— Пап, а можно я сегодня тебя нарисую?

Он кивнул.
— Только пусть рядом со мной будет дерево, хорошо? С сильными корнями. Как ты умеешь.

Она убежала. А он остался сидеть, глядя, как на рассвете роса блестит на траве.

И вдруг понял: Весна никуда не уходила.

Она была в каждой девочке, которую они приютили.
В каждом мальчишке, который научился снова смеяться.
В каждом яблоневом цветке.
В каждом «пап, я тебя люблю».

Весна стала домом.
Памятью.
Светом.

И любовью, которая — вопреки всему — осталась.

Навсегда.