Я делала это с дядей, но мне не понравилось! — прошептала Даша, вернувшись из школы. Установили камеру…
Я делала это с дядей, но мне не понравилось! — прошептала Даша, вернувшись из школы. Установили камеру…
— Что ты сказала? — Марина чуть не уронила чашку.
Даша стояла на пороге, бледная, с дрожащими руками. Взгляд у неё был тяжёлый, будто она несла на себе груз чьей-то страшной тайны.
— Я делала это с дядей, но… мне не понравилось, — повторила она и опустила глаза. — Всё чесалось. Было неудобно. И вообще… это странно.
Марина побелела. В голове зазвенело. Слова дочери обожгли. «Дядя», «не понравилось», «делала»… Эти фразы будто вырывались из чёрной бездны. Неужели… Неужели то, чего она всю жизнь боялась, случилось в её доме?
— Что именно ты делала? — с трудом выдавила она, удерживая себя от паники.
— Ну это… — Даша заёрзала. — Он попросил примерить костюм для Хэллоуина. И снять на видео. Говорит, надо оценить, как он смотрится на камере. Он поставил телефон на штатив, я ходила, махала руками, как призрак. А потом он смеялся и сказал, что мне актрисой надо быть. Но мне не понравилось. Чесалось всё! Этот капроновый костюм — просто ужас.
Марина закрыла глаза, крепко вдохнула и выдохнула. Боль от отступающей паники отдавала в виски.
— Подожди. Дядя Коля? — уточнила она. — Тот, что твой крёстный?
— Ну да. Он же оператор, вот и тестил камеру с новой функцией стабилизации. Говорит, что в кадре я выгляжу «кинематографично». Только пусть сам носит этот костюм!
Марина не знала — плакать ей от облегчения или смеяться. Несколько секунд назад её мир рухнул. Теперь же — просто сбился ритм сердца. Но всё-таки…
На следующий день они поехали к дяде Коле. За чаем Марина сдержанно предложила больше не снимать Дашу без её желания. И вообще — меньше костюмных экспериментов.
Коля усмехнулся:
— Хорошо-хорошо. Но ты ж знаешь — киношник я. А у неё талант! Вот увидишь — вырастет звезда. Главное — никакой капрон.
— Что ты сказала? — Марина чуть не уронила чашку.
Даша стояла на пороге, бледная, с дрожащими руками. Взгляд у неё был тяжёлый, будто она несла на себе груз чьей-то страшной тайны.
— Я делала это с дядей, но… мне не понравилось, — повторила она и опустила глаза. — Всё чесалось. Было неудобно. И вообще… это странно.
Марина побелела. В голове зазвенело. Слова дочери обожгли. «Дядя», «не понравилось», «делала»… Эти фразы будто вырывались из чёрной бездны. Неужели… Неужели то, чего она всю жизнь боялась, случилось в её доме?
— Что именно ты делала? — с трудом выдавила она, удерживая себя от паники.
— Ну это… — Даша заёрзала. — Он попросил примерить костюм для Хэллоуина. И снять на видео. Говорит, надо оценить, как он смотрится на камере. Он поставил телефон на штатив, я ходила, махала руками, как призрак. А потом он смеялся и сказал, что мне актрисой надо быть. Но мне не понравилось. Чесалось всё! Этот капроновый костюм — просто ужас.
Марина закрыла глаза, крепко вдохнула и выдохнула. Боль от отступающей паники отдавала в виски.
— Подожди. Дядя Коля? — уточнила она. — Тот, что твой крёстный?
— Ну да. Он же оператор, вот и тестил камеру с новой функцией стабилизации. Говорит, что в кадре я выгляжу «кинематографично». Только пусть сам носит этот костюм!
Марина не знала — плакать ей от облегчения или смеяться. Несколько секунд назад её мир рухнул. Теперь же — просто сбился ритм сердца. Но всё-таки…
На следующий день они поехали к дяде Коле. За чаем Марина сдержанно предложила больше не снимать Дашу без её желания. И вообще — меньше костюмных экспериментов.
Коля усмехнулся:
— Хорошо-хорошо. Но ты ж знаешь — киношник я. А у неё талант! Вот увидишь — вырастет звезда. Главное — никакой капрон.
Вот более тревожная, напряжённая версия рассказа — с атмосферой тревоги, саспенса и тонкой психологической игрой:
Марина обернулась от плиты, услышав голос дочери. Сердце екнуло — тон был не детский. В голосе слышался страх… и стыд.
— Что ты сказала?
Даша сняла рюкзак, бросила его у двери и опустила глаза.
— Он просил не рассказывать… Но я больше не хочу.
Марина села на табурет. Мир будто потускнел. Она почувствовала, как к горлу подкатил ком.
— Что именно ты делала, Даша? — голос был хриплым. — Что он просил?
Девочка молчала. Потом дрожащим голосом сказала:
— Он приходил, когда тебя не было. Ставил камеру. Говорил, это для фильма. Я должна была притворяться спящей. Лежать в кровати, не двигаться. А он ходил вокруг, снимал… и дышал… странно. Мне было страшно. Он говорил, что так надо. Но мне не понравилось…
Марина вскочила. Руки дрожали. В голове стучало одно: «Коля. Мамин брат. Крёстный. Свой человек. Ты ему доверяла…» Она открыла ящик и вытащила старый жёсткий диск, который Коля когда-то оставил у неё «на время».
Позвонила подруге-айтишнице. Та приехала через час. Подключили диск. Камера. Видео. И…
Марина отвернулась. Внутри что-то оборвалось. Там была Даша. Маленькая. Испуганная. В комнате, где она спала. А в углу — тень. Он. С камерой. И с улыбкой, от которой хотелось кричать.
Через два дня Коля был задержан. В квартире нашли десятки записей. Он снимал не только Дашу.
А Марина с дочкой теперь живут в другом городе. Даша ходит к психологу. И только однажды, лёжа у неё на коленях, снова прошептала:
— Он говорил, что это кино…
…Прошли недели.
Следствие шло тяжело. Марине пришлось рассказывать всё — снова и снова. Переживать. Плакать. Бороться с чувством вины, которое разъедало изнутри: «Как я могла не заметить?..»
Даша замкнулась. Почти не говорила. Только по ночам Марина слышала, как она во сне зовёт её. А однажды утром нашла под подушкой записку:
«Если бы ты не поверила мне — я бы молчала всегда».
Тогда Марина поняла: она сделала главное. Она ПОВЕРИЛА. Не закрыла глаза. Не оправдала. Не промолчала.
Колю приговорили к восьми годам. Улики были неопровержимы. Его адвокат даже не пытался отстаивать невиновность — только просил смягчения. Не помогло.
Весной Марина с Дашей переехали ближе к морю. В маленький дом, где по утрам пахло солью и хлебом. Даша начала рисовать — всё больше светлых цветов, больше солнца.
А однажды вечером, сидя на веранде с чашкой чая, Марина услышала голос:
— Мам, а можно я сниму фильм?
— Конечно. А о чём?
Даша улыбнулась:
— Про девочку, которая сначала молчала. Но потом заговорила — и спасла себя.
Марина сжала её руку. Впервые за долгое время — с лёгкостью. С верой.
И с огромной, безграничной благодарностью за то, что вовремя услышала тот самый шёпот.
«Я делала это с дядей, но мне не понравилось»…
Теперь он больше никогда не сможет сделать больно. Ни ей. Ни другим.
